«Сфера» измены
Агент ЦРУ «номер один»
«Гроза шпионов». Так не раз, в погоне за красным словцом, называли журналисты полковника Владимира Зайцева, одного из руководителей Группы «А» КГБ СССР. В системе госбезопасности он прослужил свыше двадцати лет, больше половины — в «Альфе». Недавно ему исполнилось семьдесят пять лет.
В середине 1980‑х сотрудники Группы «А» КГБ СССР провели свыше дюжины захватов американских шпионов из числа советских граждан. Большая часть из них на счету отделения, которым руководил Владимир Зайцев.
Сам он стал самым настоящим виртуозом «силового съема».
На его счету восемь шпионов и два сотрудника американских спецслужб.
Майор Геннадий Вареник («Фитнесс») — сотрудник боннской резидентуры КГБ.
Полковник Валерий Мартынов («Джентил») — работник научно-технической разведки, вашингтонская резидентура КГБ.
Майор Сергей Моторин («Гоз») — сотрудник внешней контрразведки, вашингтонская резидентура КГБ.
Полковник Владимир Пигузов («Джоггер») — сотрудник внешней разведки.
Генерал-майор Дмитрий Поляков («Топхэт», «Воам») — старший преподаватель Военно-дипломатической академии ГРУ.
Полковник Геннадий Сметанин («Миллион») — помощник военного атташе в Португалии.
Полковник Адольф Толкачёв («Сфиэ») — ведущий конструктор Министерства радио‑электронной промышленности СССР.
Подполковник Борис Южин («Твайн») — работал в Сан-Франциско под крышей корреспондента ТАСС.
В отличие от других агентов ЦРУ, расстрелянных по суду, Южин получил пятнадцать лет лишения свободы, из которых отбыл шесть, после развала СССР был освобожден по амнистии и затребован хозяевами в США.
Однако еще до тех событий Владимиру Николаевичу довелось принять самое непосредственное участие в захвате с поличным вице-консула посольства США Марты Петерсон, оказавшей отчаянное сопротивление.
В многосерийном фильме «ТАСС уполномочен заявить…» рассказывалось о том, как сотрудники КГБ разоблачили вражеского агента «Трианона». В жизни им был сотрудник отдела Управления по планированию внешнеполитических мероприятий МИДа Александр Огородник («Тригон»).
При аресте вечером 22 июня 1977 года Александр Огородник покончил с собой. По словам генерала-лейтенанта КГБ Виталия Боярова, руководившего операцией, он воспользовался капсулой с ядом, спрятанной в авторучке. Был среди «клиентов» Зайцева и еще один представитель США — второй секретарь посольства США Майкл Селлерс. Отправляясь на встречу со своими агентами, он очень любил «похипповать»: наклеивал усы и натягивал лыжную шапочку с приделанными к ней волосами до плеч.
В таком виде Селлерс был задержан весной 1986 года во время проведения встречи с агентом по кличке «Коул» — майором Сергеем Воронцовым, сотрудником Управления КГБ по Москве и Московской области.
Рассказывая о работе полковника Зайцева, редакция журнала «Разведчикъ» представляет авторский материал Владимира Николаевича, посвященный началу «шпионской серии» — разоблачению и захвату Адольфа Толкачёва, самого результативного, как теперь говорят в США, агента ЦРУ в СССР.
«В отличие от своих конкурентов на звание «главного предателя Холодной войны» — Пеньковского, Гордиевского или Полякова — Адольф Толкачёв не работал ни в КГБ, ни в ГРУ.
Средней руки ученый, инженер-электронщик. Невзрачный, маленького роста, широколобый, с лицом профессионального боксера и застывшими серыми глазами. Таким я запомнил его в день захвата, когда мы зафиксировали его в своих стальных объятиях», — вспоминает Владимир Николаевич.
Согласно данным ЦРУ, Толкачёв получил за время работы 2 миллиона долларов на свой банковский счет в США и свыше 1 миллиона советских рублей наличными.
«Свой — чужой»
Летом 1984 года в КГБ пришла информация, что наши военные самолеты, состоящие на вооружении других государств, вдруг стали уязвимы для истребителей и зенитных ракет. Речь шла о сирийских МиГах в зоне арабо-израильского конфликта в Ливане. Причина, как оказалось, была не в пилотах… Противник знал наши диапазоны!
В случае прямого конфликта с Соединенными Штатами и блоком НАТО такая брешь в обороне привела бы к катастрофическим последствиям. Если бы началась Третья мировая война, мы бы ее проиграли.
Председатель КГБ СССР Виктор Чебриков дал указание сформировать оперативную группу на базе Шестого управления, отвечавшего за экономическую контрразведку и промышленную безопасность.
В дальнейшем дело по поиску «крота» получило наименование «Радист».
Курировали поиск выдающийся контрразведчик Михаил Трофимович Дюдюхин, а исполнителем, возглавлявшим оперативную группу, был Вячеслав Алексеевич Силаев. К слову, оба во время расследования дома практически не появлялись, занимаясь титанической работой.
Ну, а годом позже, в самый разгар отпусков, меня вызвал начальник нашей Группы «А» Геннадий Николаевич Зайцев. Однако вопреки сложившемуся порядку, за конкретными указаниями я дол‑ жен был, не мешкая, отправиться еще выше — к начальнику Седьмого управления генералу Евгению Расщепову.
Нам (на первом этапе — мне) поручалось произвести, разумеется, после необходимой технической подготовки, негласное задержание одного лица. Фамилия его пока названа не была. Но Евгений Михайлович подчеркнул, что с головы этого «объекта» не должен упасть ни один волос.
Уже совсем недопустимой была ситуация, при которой объект «съема» мог бы покончить с собой. Как это, к несчастью, произошло с агентом ЦРУ Александром Огородником в 1977 году, который успел принять яд, спрятанный в авторучке.
В художественном фильме «ТАСС уполномочен заявить…» история «Тригона», он же «Трианон», показана во всей красе. Мне же, как участнику тех событий, было понятно, что повторного прокола с нашей стороны не должно быть.
Ответственность за операцию возлагалась персонально на меня. Такое четко акцентированное задание я получал впервые… Прежде моим «профилем» были преимущественно разнокалиберные террористы.
На дворе — 1985 год. Начало горбачёвской Перестройки. Помню, подумал в тот момент: «Интересно, а кого предстоит брать с такими мерами предосторожности?» По тогдашней политической ситуации этим человеком мог оказаться кто угодно. Поэтому, получая задание, я чувствовал себя достаточно неуютно.
Вернувшись к себе, я начал готовиться. Первым делом наметил, кого из своих ребят возьму на операцию. Учитывать приходилось множество вводных. В частности, кроме сугубо профессиональных данных, еще и определенные актерские способности, умение «вписаться в пейзаж»: делать свое дело нам предстояло не в городской толчее, а в таком месте, где «клиент» наверняка заметит и начнет «высчитывать» нас издалека. А между тем ничто не должно было вызвать у него настороженности.
Тут следует отметить вот что. Сотрудники Группы «А» КГБ СССР были не только бойцами антитеррора, но имели богатый опыт оперативной работы. Многие пришли в подразделение из наружного наблюдения. И не случайно, что Группа «А» с момента своего создания летом 1974 года получила прописку именно в Седьмом управлении, отвечавшего за эту сложную, деликатную сферу деятельности Комитета госбезопасности.
Изначально Группа «А» не была спецназом. Она выполняла оперативно-боевые функции специального назначения. Другое дело, что в Кабуле 27 декабря 1979 года ей пришлось выполнять не свойственные ей задачи классического спецназа, штурмуя вместе с бойцами «Зенита» и спецназом ГРУ дворец Тадж-Бек (операция «Шторм-333»). Но это уже другая история.
Рисковый гонщик
В один из расписанных по графику подготовки дней вместе с сотрудником службы наружного наблюдения я выехал на место предстоящей операции по захвату оборотня — на одно из подмосковных шоссе…
Это была сравнительно малолюдная дорога, которая просматривалась насквозь. С одной стороны, место идеальное: есть шанс, что в момент задержания рядом не окажется ненужных свидетелей. С другой — это обстоятельство как раз и смущало, поскольку группу захвата будет видно со всех сторон, как муху на оконном стекле.
Стали подыскивать что‑нибудь более подходящее. Остановили выбор на одном перелеске. Хоть и жиденький, но он все же давал мне и моим людям некоторое преимущество: при умелом подходе перелесок этот обеспечивал скрытность.
Обжив, насколько это было возможно, «натуру», я прикинул, что мне здесь может понадобиться. В список вошли машины ГАИ, экипировка, соответствующая времени проведения операции и характеру задания, а также дополни‑ тельные силы обеспечения силового мероприятия.
Затем на место — «примериться на глаз» — выехали сотрудники моего отделения. Потом мы сложили наши наблюдения, обменялись мнениями, что будет делать каждый.
С готовой предварительной схемой я прибыл к Расщепову. В его кабинете от незнакомого мне генерала-контрразведчика я узнал, что предстоит брать агента американской разведки. Получив информацию о том, кто есть кто, я повеселел — «политика» исключалась! «Клиент» был хотя и специфический, но все же из «моих».
Мы сидели в кабинете Евгения Михайловича. Два генерала по одну сторону стола, я и сотрудники службы наружного наблюдения — наши напарники по операции — по другую, и вырабатывали план совместных действий.
Статичный, как всякий документ, любой план достаточно сух и условен. Живое дело, особенно по нашей части, имеет обыкновение вносить иногда в красиво составленные схемы поистине разрушительные коррективы.
Но в то же время такой детальный план позволяет определить, помимо необходимых сил и средств, жесткий и четкий перечень предстоящих действий — шаг за шагом. Затвердить его исполнители должны были как «Отче наш» или таблицу умножения. Во время боевой операции раскачки для различных уточнений и корректировок не будет.
Как было уже отмечено, решение задержать шпиона не в Москве, а за городом было продиктовано исключительно оперативной необходимостью. Заокеанские хозяева Толкачёва должны были как можно дольше оставаться в неведении относительно судьбы своего агента.
«Наружники», в силу специфики своей работы и имевшие о Толкачёве более обширные представления, сообщили, что он — не про‑ сто автолюбитель, а серьезный, временами рискованный «гонщик». При определенных обстоятельствах машина в руках такого человека превращается в серьезное оружие.
Но тут генерал из контрразведки сообщил, что наш клиент, помимо прочего, еще и большой любитель «заложить за воротник».
Я сказал:
— Коль скоро «объект» ограничений не любит, можно предположить, что уж в выходные‑то дни, на даче, он может позволить себе расслабиться. И тогда за рулем «Жигулей» будет сидеть, скорее всего, не он, а его жена, также имеющая водительские права. Это в корне меняет дело.
При таком варианте схема наших действий и расстановка сил оказывалась иной. Было и еще одно обстоятельство, по‑ жалуй, главное: никто из нас не имел представления о потенциальных боевых возможностях Толкачёва.
Жажда измены
Теперь пришло время рассказать о нашем клиенте — Адольфе Толкачёве, являвшийся одним из наиболее ценных агентов ЦРУ и нанесших безопасности СССР громадный урон.
В январе 1927 года в городе Актюбинске (северный Казахстан) в семье врача Георгия Толкачёва и медсестры Елизаветы Курапаевой родился мальчик. Имя ему придумал отец, любивший немецкую классическую литературу.
Через два года Толкачёвы переехали в Москву, где поселились на 4‑й Мещанской улице.
Однако в дальнейшем, когда Третий Рейх захватил почти всю Европу, а затем напал на СССР, имя Адольф получило негативное звучание.
Непонятно, почему родители Адольфа не поменяли ему имя. Так поступали многие, но не Толкачёвы. В результате Адика нещадно дразнили сверстники. Наверное, били — не без этого. Война! Смерть. А тут такое имя… По этой причине Адольфа вычеркнули из списка «золотых» медалистов.
После войны Толкачёв поступил в Харьковский политехнический институт, факультет радио‑ техники. Первая столица советской Украины являлась тогда одним из крупнейших научных центров Советского Союза.
Блестяще защитив дипломную работу, Толкачёв получил распределение в научно-производственное объединение «Фазотрон» (тогда еще завод). Будучи трудоголиком, хорошим специалистом и честолюбцем, Толкачёв добился высокого положения.
Родители его жены Натальи (в девичестве Кузьмина) в тридцатых годах подверглись репрессиям. Мать, Софья Ефимовна Бамдас, работавшая начальником сектора в Наркомате лесной промышленности СССР, была расстреляна (к.‑р. агитация и участие в диверсионно-террористической организации).
Отец — Иван Петрович Кузьмин, главный редактор журнала «Лёгкая индустрия», получил десять лет лагерей. И выжил на угольных шахтах Воркуты.
В двухлетнем возрасте Наташа оказалась в дет-приемнике, где ее судьбу, от учреждения к учреждению, отслеживала бывшая няня по имени Дуня.
С отцом Наталья встретилась только в 1953 году.
На «Фазотрон» Кузьмина попала по распределению после окончания Московского энергетического института, занималась антенными системами бортовых РЛС.
Наталья и Адольф поженились в 1957 году. В мае 1965‑го у них родился сын Олег. Мальчик был болен бронхиальной астмой, что являлось предметом забот и переживаний.
И надо же такому случиться, что ордер на двухкомнатную квартиру молодая семья получила не где‑нибудь на окраине столицы, где шла активная застройка, а в элитной «сталинской высотке» на площади Восстания — недалеко от американского посольства. У Толкачёва, видимо, были покровители.
Благодаря «кроту», американские спецслужбы и военные располагали сведениями не только о новейших истребителях-перехватчиках, поступивших на вооружение, но и о прототипах авиационной техники, которая до заводов так и не д бралась.
Часть сверхсекретной информации, поступавшей от агента «Сферы», незамедлительно передали в обработку ведущим американским компаниям, после чего советские решения быстро адаптировали для американских же истребителей и бомбардировщиков.
Толкачёв превратил авиационные полки в груду металла. И хотя самолеты не резали на запчасти, их боевая эффективность в случае войны могла бы оказаться нулевой.
К началу и в середине 1980‑х лидерство в таком важнейшем направлении, как электронные средства обнаружения противника, принадлежало Советскому Союзу.
И вот ЦРУ в числе прочих технологий достался и главный секрет советских истребителей-перехватчиков: радиолокатор, способный быстро обнаруживать и захватывать цель в «нижней полусфере» — участке вне прямой видимости летчика, который контролировался только электроникой.
При этом «крот» передавал информацию не только по истребителям, а по целому ряду изделий — как наземных, так и воздушных.
Один из руководителей советской контрразведки генерал Рэм Красильников говорил, что Толкачёв был «агентом ЦРУ номер один» и, по самым скромным оценкам, помог сэкономить американским разработчикам авиационной и ракетной техники не менее 100 миллиардов в нынешних долларах.
Наш клиент имел достаточно высокую заработную плату по сравнению со многими другими советскими гражданами — примерно 350 рублей в месяц. Жил рядом с посольством Соединенных Штатов Америки. Такое соседство позволяло ему под видом обычных прогулок встречаться с резидентом американской разведки.
Связь с американцами у Толкачёва устанавливалась мучительно долго. Словно сама судьба отводила его от этого рокового шага. Но Адольф Георгиевич раз от раза продолжал биться головой о стену и пробил‑таки ее на свою беду.
На следствии Толкачёв рассказал, что мысль о контактах с Лэнгли у него появилась в 1977 году: «Я размышлял и обдумывал возможные варианты и к концу года принял окончательное решение установить связь с сотрудниками американской разведки, работавшими, как я считал, в посольстве США в Москве.
К этому времени я продумал и способ установления первоначального контакта с каким‑нибудь сотрудником американского посольства, который затем свяжет меня с ЦРУ. Я решил передать записку с предложением о встрече человеку, сидящему в автомашине с номерным знаком, начинающимся с «Д 004», которая, по моим наблюдениям, принадлежала посольству США в Москве».
«Почему не выходят на связь?»
Можно представить, сколько времени околачивался Толкачёв в районе посольства США, чтобы вычислить вожделенную машину и не попасть на глаза нашей «наружке». Пять раз передавал координатами для связи, излагал свои возможности и предлагал услуги.
Январь 1977 года. Москва, улица Красина. Шеф московской резидентуры ЦРУ Робертом Фултоном дожидался своей очереди на автомобильной заправке. Неожиданно к машине неожиданно подошел мужчина и попросил о беседе.
Заподозрив провокацию, Фултон тут же свернул разговор, после чего незнакомец положил на сиденье записку и поспешно удалился. В ней содержалось предложение о встрече с официальным американским лицом, чтобы «обсудить некоторые вопросы».
Прошла надела, началась вторая. Как‑то вечером мистер Фултон, выйдя из посольства, обнаружил около своей машины того же мужчину. Тот бросил в машину письмо, после чего ретировался.
В штаб-квартире ЦРУ к предложению отнеслись с подозрением, справедливо опасаясь подставы, и приказали Фултону не отвечать на сигналы. Пусть неизвестный раскроется в той мере, чтобы делать выводы.
Почти целый год у Толкачёва прошел впустую, контакт никак не завязывался.
10 декабря, когда дворецкий американского посла приехал за продуктами на Тишинский рынок, Толкачёв передал две машинописные странички. В них он сообщал, что участвует в разработке радиолокатора для истребителя-перехватчика МиГ. И что у него «есть доступ к разработке систем обнаружения и поражения целей в нижней полусфере»
Доля специалистов это был как пароль! Дело в том, что советские военные конструкторы разработали локаторы, которые устанавливались непосредственно на борт самолетов МиГ и вовремя засекали вражескую ракету. Прорыв ставил крест на планах натовских военных.
Наконец, удача улыбнулась Толкачёву, в условленном месте он увидел «Жигули» с заветным номерным знаком. Однако ни у рекламных щитов на улице Жолтовского, ни в вестибюле «Новослободской» (эти места он обозначил) к нему никто не подошел. Хотя за ним наблюдали и скрытно фотографировали.
«Я был в недоумении, — рассказывал Толкачёв на следствии, — почему американцы не выходят на связь со мной? Решил, что их надо как‑то заинтересовать, для чего в письме раскрыть характер информации, которую я им намереваюсь передать».
Адольф Толкачёв не знал, что уже получил оперативный псевдоним «Sphere», то есть «Сфера». Между тем, новый резидент Гарднер Ругг «Гас» Хэтауэй — он же первый секретарь посольства — был уверен, что это не подстава КГБ. Интуиция его не подвела.
Мистер Хэтауэй имел богатый опыт. До прихода в ЦРУ воевал на фронте Второй мировой, был ранен шрапнелью. Окончил университет в штате Вирджиния. Работал оперативным сотрудником в ФРГ, затем десять лет провел в Юной Америке. В Москву он был направлен в 1977 году.
Именно Хэтауэй настоял на своем мнении, убедив руководство в Лэнгли в необходимости первичного контакта. А дальше уже — по ситуации.
«Я — Толкачев Адольф Георгиевич…»
Был февральский вечер, когда резидент Хэтэуэй выехал из посольского комплекса на боковую улочку и притормозил на темном перекрестке. В боковое стекло постучали.
Жена Хэтэуэя опустила стекло. Разведчик узнал Толкачева по сделанным скрытым фотографиям. Тот просунул в окно конверт. «Передайте послу», — сказал он и скрылся в зябкой темноте.
Хэтэуэй тут же рванул в посольство, где прочитал: «По соображениям безопасности я боюсь рассказывать много о себе, а без этой информации вы, по соображениям безопасности, боитесь вступать в контакт со мной из‑за возможных провокаций».
В письме указывался домашний телефон, но без двух последних цифр. В определенный час Толкачёв обещал стоять на указанной автобусной остановке с трогательной фанерной дощечкой в руках. На ней будут начертаны две оставшиеся цифры.
Сотрудник резидентуры ЦРУ, не останавливаясь, медленно проехал мимо, зафиксировав окончание телефона. Для подстраховки рядом с Толкачёвым прошмыгнула жена Хэтэуэя.
Но долгожданного звонка не последовало. Не дождавшись связи, Толкачев снова сумел отдать письмо в одну из известных ему посольских машин (марки «Жигули»), и оно попало в руки резидента.
«Поскольку 21 февраля 1978 года вы не позвонили мне ни с 11.00 до 13.00, ни позже… я предполагаю (хотя это кажется неправдоподобным), что недостающие цифры моего номера, показанные мной на дощечке возле дома номер 32, не удалось разглядеть из проезжающей машины и записать. Чтобы устранить всякие сомнения, я сообщаю основную информацию о себе. Я — Толкачев Адольф Георгиевич, родился в 1927 году в городе Актюбинске (Казахская ССР). С 1929 года я живу в Москве.
В 1948 году я закончил оптико-механический техникум (отделение радиолокации), а в 1954‑м — Харьковский поли‑ технический институт (радиотехнический факультет). С 1954 года я работаю в НИИР (п/я А-1427). В настоящее время работаю в объединенной лаборатории в должности ведущего конструктора. (В лаборатории существует следующая иерархия должностей: лаборант, инженер, старший инженер, ведущий инженер, ведущий конструктор, заведующий лабораторией.) Мой рабочий телефон: 254‑85‑80. Рабочий день с 08.00 до 17.00. Обед с 11.45 до 12.30».
Как попросил Толкачёв, если будет звонить мужчина, тот должен назваться Николаем, если женщина — Катей. Инициативник предупредил, что «отчаянно ждет положительной реакции» и если и в этот раз ее не получит, то «бросит свою затею».
Сотрудники ЦРУ установили адрес Толкачёва и провели рекогносцировку возле его дома — благо что рядом с посольством — и наверняка побывали внутри подъезда. Определились в окрестностях, где можно устроить закладку.
Вечером 5 марта 1978 года в квартире Толкачёва раздался звонок. На другом конце провода был оперативник ЦРУ Джон Гилшер.
Толкачёв: Алло.
Гилшер: Здравствуйте, это Николай.
Толкачёв (после небольшой паузы): Да, здравствуйте.
Гилшер: Наконец‑то я до вас дозвонился. Я получил все ваши письма, спасибо. Они были очень интересные. Я непременно свяжусь с вами позднее.
Толкачёв: Имейте в виду, что девятого я уеду в командировку в Рязань, а по субботам со мной может быть трудно связаться, лучше всего звонить в воскресенье, как сейчас.
Гилшер: До встречи. До свидания.
Толкачёв: До свидания.
Так началась работа агента «Сфера» на нашего главного противника. Контакты с Толкачёвым вели как сотрудники ЦРУ, находившиеся в Москве под прикрытием посольства США, так и те, кто специально приезжал в столицу Советского Союза.
Через неделю тот же сотрудник ЦРУ вновь позвонил «Сфере» и сообщил, что тому надлежит забрать материалы, спрятанные за будкой телефона-автомата у магазина «Башмачок» в Трехгорном переулке, дом № 25. Как было объяснено, они находятся в грязной строи‑ тельной рукавице («перчатке»).
«Я тут же вышел из дома, — давал показания на следствии Толкачёв, — пришел к Трехгорному переулку и в описанном мужчиной по телефону месте увидел телефонную будку. Проверив, нет ли кого поблизости, я просунул руку за телефонную будку, ощупью на‑ шел рукавицу, взял ее и ушел. По пути вытащил из рукавицы целлофановый прозрачный пакет с материалами, а рукавицу выбросил».
Что же было внутри? Два листа с цифровыми группами, два конверта с адресами получателя и на‑ писанными письмами на английском языке. А также два листа тайнописной копирки, книжечка-инструкция с мелким шрифтом, небольшой лист с вопросами. Тут же была «небольшая» (по меркам Толкачёва) сумма денег в размере около пятисот рублей.
К слову, в дальнейшем «борец с системой» жаловался куратору: «До сих пор я не почувствовал, что были по достоинству оценены мои односторонние усилия разрушить стену недоверия, а также значимость информации, переданной мной в 1978 году».
Сначала агент «Сфера» просил за те секретные данные, которые уже передал, десять тысяч рублей, потом сорок и пятьдесят тысяч. Борясь с «империей зла», Толкачёв настаивал, чтобы в будущем ему платили в долларах шестизначные суммы.
«Диссидент в сердце»
На первой же очной встрече Толкачёв сообщил, что готов передавать секретные сведения за солидное вознаграждение, но при этом является «диссидентом в сердце».
Ему были переданы координаты тайника, где он должен забрать специальный миниатюрный фотоаппарат для съемки секретных документов.
Технари из Лэнгли обеспечили «Сферу» миниатюрным устройством «Discus», которое передавало и получало информацию в доли секунды.
Схему связи с ЦРУ «дорогой друг» разработал сам. Белый лист бумаги в окне, вывешенный в условленное время, или же открытая форточка — «очередной пакет с копиями документов готов!» Сигнал считывался сотрудником ЦРУ.
Зажженный вечером свет в одном из оговоренных окон посольства США — «к личной встрече готовы»!
Если нужна была срочная встреча, кураторы из ЦРУ звонили Толкачёву на домашний телефон и просили позвать Ольгу. Один кодовый ответ означал, что Толкачёв будет на встрече через час, другой означал, что у него нет возможности встретиться.
Будучи причастным к основным направлениям развития военной техники ВВС и ПВО, агент «Сфера» нанес колоссальный урон обороне СССР. «Крот» имел свежую информацию о ведущихся в этой области опытно-конструкторских и научно-исследовательских работах. Он хорошо разбирался в системе распознавания самолетов «свой-чужой».
Толкачёв переснимал секретные документы фотоаппаратом, вмонтированным в брелок для ключей. В ЦРУ получили информацию на 236 фотокассетах и пяти мини-аппаратах с переснятыми секретными и совершенно секретными работами и документами общим объемом 8094 листа.
Шпион снабдил Лэнгли подробными данными об электронных системах управления истребителями МиГ, а также о контрмерах, применяемых ими для того, чтобы ускользать от американских самолетов и радаров.
«Сфера» оставался нераскрытым более шести лет. Хотя, чтобы взять его в разработку, достаточно было просто изучить историю запросов в специальных библиотеках. На свое имя он брал гораздо больше секретной литературы, чем любой другой сотрудник НИИ. Некоторые полученные им экземпляры явно не входили в область его служебных интересов. Порой Толкачёв подменял учетные карточки — чтобы отвести от себя подозрения, но делать это регулярно у него не было возможности.
Толкачёв убедился, что правила хранения секретных документов соблюдаются далеко не всегда. С утра он брал в библиотеке нужную специальную литературу, в обед спокойно уносил ее домой, где фотографировал, а вечером возвращал.
Позднее, однако, правила работы были ужесточены: в обмен на выданные книги и журналы нужно было оставлять свой пропуск. Выносить документы домой «Сфера» больше не мог. Тогда он стал «щелкать» их в мужском туалете. Также он наловчился подделывать бланки на выдачу спецлитературы, причем даже такой, к которой не имел доступа.
1 мая 1979 года из Лэнгли в московскую резидентуру ЦРУ пришла шифровка с планом выплаты Толкачёву «шестизначной» суммы: «Мы в принципе готовы предложить ему в общей сложности 300 тысяч долларов».
Однако агент сделал кислое лицо: «Когда я писал о вознаграждении… как о шестизначной сумме, я был неточен, потому что я имел в виду не шестизначное число, а число с шестью нулями».
«Сферу» убедили, что его аппетиты «нереалистично», с чем тот неожиданно согласился, оговорившись, что все же продолжает ожидать крупных выплат.
10 мая 1980 года директор ЦРУ утвердил бюджет для Толкачёва: 200 тысяч долларов за 1979‑й и 300 тысяч за каждый следующий год. Алчного и самолюбивого «крота» заверили, что эта сумма превышает денежное содержание президента Соединенных Штатов.
«Вы должны твердо усвоить…»
На США Адольф Толкачёв работал как одержимый. Словно бес его какой толкал. И не один! Едва выдавалась возможность, шпион брался за фотоаппарат — и снимал, снимал, снимал! Кураторы уговаривали его выдерживать паузы, чтобы не подвергать себя и их неоправданному риску.
Несмотря на перепады в настроении, Толкачёва отличало главное — исключительная работоспособность в деле предательства и шпионажа. За шесть лет у агента «Сфера» было девятнадцать тайных встреч с пятью разными сотрудниками резидентуры ЦРУ в Москве. Для тех времен и условий это очень много!
«Вы должны твердо усвоить, — писали ему кураторы, — что передаваемая вами информация, попросту говоря, считается бесценной. Ее значимость была доведена до внимания высших уровней нашего правительства. Повсеместно оберегая вашу личную безопасность, ваши заслуги были признаны не только теми, кто понимает техническую ценность вашей работы, но также и теми, кто ответственен за определение курса нашей государственной безопасности. Потеря такой информации явилась бы тяжелым ударом для нашего правительства и серьезно отразилась бы на нашем государственном положении как сейчас, так и на многие годы спустя».
Американцы незамедлительно поделились полученными от «Сферы» секретами со своим стратегическим союзником на Ближнем Востоке — Израилем, и вскоре арабы, чьи военно-воздушные силы были в значительной степени укомплектованы советскими боевыми машинами, обнаружили их уязвимость и досягаемость для средств ПВО Армии обороны еврейского государства.
Окончание в следующем номере.
Зайцев Владимир Николаевич, родился в 1948 году в Московской области. В Комитете государственной безопасности СССР с 1972‑го по 1992 год.
В Группе «А» — с 1982‑го по февраль 1992 года.
Прошел должности от начальника отделения одного из подразделений до заместителя начальника Группы «А».
Принимал участие в операциях по освобождению заложников и нейтрализации террористов, задержанию шпионов и особо опасных преступников.
Воевал в Афганистане.
Неоднократный чемпион центрального аппарата КГБ по восточным единоборствам, мастер спорта СССР по трем видам спорта.
Награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды, «За личное мужество». Почетный сотрудник Госбезопасности.
В 2000‑2004 годах работал в Белом доме помощником Председателя Правительства России по вопросам безопасности.
Вице-президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа», председатель Комитета по СМИ и массовым коммуникациям.
Президент Фонда поддержки антитеррористических подразделений органов обеспечения безопасности «Антитеррор».
Автор газеты «Спецназ России» и журнала «Разведчикъ»
